+7 (495) 789-35-91 - сеть магазинов
+7 (495) 648-17-68 - интернет-магазин

Павел Басинский: «Был период, когда я читал роман «Анна Каренина» каждое лето»


Поделиться:

- Павел, у вас выходит уже далеко не первая книга, посвященная творчеству Толстого и самому Льву Николаевичу. Лев Толстой – это такой большой роман вашей жизни?

- Я ведь не только о Толстом пишу: у меня вышла биография первой русской феминистки Елизаветы Дьяконовой «Посмотрите на меня: Тайная история Лизы Дьяконовой», две книги о Горьком. Ну а «Подлинная история Анны Карениной» — это уже шестая моя книга о Толстом. 

- Когда вы «подсели» на Толстого?

- Толстого я всегда любил как писателя, еще со школы. А «подсел» я скорее на «Анну Каренину». Был период, когда я читал роман каждое лето - и всегда новыми глазами, с вновь возникающими подробностями, ранее мною не замеченными. Каждый раз у меня складывалось ощущение, что я читаю книгу про других героев, совершенно иначе понимая мотивы их поступков. И отношение к ним соответственно менялось. В конце 90-х годов я начал каждый год ездить в Ясную Поляну, где Владимир Толстой, тогда директор Музея-усадьбы «Ясная Поляна», устраивал встречи с писателями. И я влюбился в это место. Хотелось понять, почему он ушел оттуда. Почему он любил Ясную, я понял сразу - потому что это настоящий рай. Моя книга «Лев Толстой: бегство из рая» вышла в 2010 году. Но эта тема меня с тех пор так и не отпускает. В биографии Толстого очень много волнующих тем: конфликт с церковью, его отношения с детьми, можно написать еще про его отношение к лошадям. 

- Очень любопытны отношения Толстого с Марией Николаевной Толстой, его сестрой.

- В моей книге об Анне Карениной ей посвящена целая глава. 

- Её судьба чем-то похожа на судьбу Анны? Мария Николаевна – один из её протопипов?

- Она не была, конечно, прототипом Анны, но ее судьба сложилось так, что именно в тот период, когда Толстой писал свой роман, она тоже оказалась на грани самоубийства. В ней было обаяние, она была очень умна, но не красива: крупные угловатые черты лица, как у матери, густые брови. У нее родилась внебрачная дочь Елена от Виктора де Клена. Его родственники были против того, чтобы они поженились. Они прожили три счастливых года в Алжире. Муж Марии Николаевны Валерьян Толстой (её кузен) не пропускал ни одной юбки, почему она и ушла от него, не давал ей развода. Но внебрачная дочь – это было настолько предосудительно, что она нигде не могла с ней появиться, даже среди русских за границей. Поэтому она выдавала её за племянницу. Хотя Толстые-мужчины девочку приняли очень хорошо. Сергей дал ей своё отчество, стал ее крестным. И всё равно Мария Николаевна ее стыдилась. Недавно вышла замечательная книга Дарьи Еремеевой «Сестра гения. Путь жизни Марии Толстой». 

- Мария Николаевна любила Тургенева?

- Тургенев был невероятно обаятельным человеком. Но он бежал от женщин, у него была одна женщина его жизни – Полина Виардо. А с Марией Николаевной он скорее флиртовал. Вроде бы безобидно, но Льву Николаевичу очень не нравилось, как он с ней обходился. Сначала он почти влюбил в себя Марию Николаевну, а потом просто исчез. Тургенев - совсем не семейный человек, в отличие от Толстого. У него было несчастное детство: отец, который не любил его мать, Варвара Петровна - деспотичная женщина, которая чуть ли не секла Ивана Сергеевича до 18 лет. И то, что он уехал за границу, было связано не только с Виардо: ему хотелось вырваться из родного дома. А у Толстого, напротив, было счастливое детство, если, конечно, не считать того, что его мать умерла, когда ему было 2 года, а отец, когда ему было 8. Но само детство все-таки прошло в атмосфере любви: тетушка Татьяна Александровна Ёргольская фактически заменила детям мать. 

- Мы говорим о Толстом и его родственниках как об очень близких людях. Это потому, что мы тянемся к той культуре? Хотим быть её наследниками?

- Когда мне кто-то говорит, что хорошо бы было родиться и жить в XIX веке, я всегда отвечаю: «А вы хотите, чтобы факт вашего выживания в детстве был бы один к двум?» Половина детей в дворянских семьях (я даже не беру крестьянские) умирала в младенчестве. В этом смысле братья и сестра Толстые – исключение, никто из них не умер. Николай и Дмитрий умерли от чахотки, но уже взрослыми людьми. А у самого Толстого с Софьей Андреевной из 13 рожденных ими детей до зрелого возраста дожили только семеро. Как и у матери Софьи Андреевны тоже родилось 13 детей и пятеро умерли в детстве. Только зарождалась педиатрия, не было антибиотиков, любая болезнь становилась смертельно опасной. Или, допустим, мы говорим: «Ах, Ясная Поляна, рай на земле!». Но там же не было ни электричества, ни теплого клозета. А в Англии в это время у любого среднего англичанина была уже канализация. Поэтому не такая простая жизнь тогда была, идеализировать её не нужно. 

- Почему семейная жизнь Толстых так всем нам интересна?

- Я думаю, что Толстой и Софья Андреевна так построили свою жизнь, что литература и семейная история были у них неразрывно связаны, перетекали друг в друга. Татьяна Андреевна Кузминская, своячница Толстого, которую он изобразил в Наташе Ростовой, и воспринималась как Наташа. А Софья Андреевна, читая, как Левин сватается к Кити и мелком пишет буквы, воспринимает это как абсолютно свою жизнь. Потому что так и было в их жизни. И это делает его биографию, его семейную жизнь такой же интересной, как и книги Толстого. Очень важное место для понимания истории рода Толстых - Кочаки, где находится фамильное захоронение Толстых. Там похоронены многие Толстые - мать и отец Льва Николаевича, его дед, брат Дмитрий, Софья Андреевна. Кочаковское кладбище очень маленькое. Кроме Толстых там лежат герои Великой Отечественной и есть действующая незакрывавшаяся церковь. В ней крестили и самого Толстого, и его братьев, и детей. В основном все Толстые появлялись на свет в Ясной Поляне. Очень важно там побывать и сравнить это место с могилой Льва Толстого. Как мыслитель, философ, он стал страшно одиноким к концу жизни. Слишком далеко ушел в своих мыслях. А с другой стороны, на этом Кочаковском кладбище вся семья, которую Софья Андреевна собрала после смерти. Хотя она сама завещала похоронить себя рядом с мужем, но лежит вместе со всей семьей. И там же, в Кочаках, рядом с Толстыми есть могила Анны Пироговой, экономки их соседа, которая бросилась под поезд. Она покончила с собой, чтобы отомстить любвнику. Толстой узнал об этом, помчался туда и видел ее тело на анатомическом столе. Он приехал оттуда в шоке. Я привожу в книге цитату из романа (описание мертвой Анны глазами Вронского) и рядом - цитату из мемуаров Софьи Андреевны. Абсолютно дословное совпадение. Хотя ее мемуары писались, конечно, позже романа. Это к вопросу о том, как литература перетекала в жизнь, и обратно. 

- Набоков говорил, что «Анна Каренина» - главный мировой роман, многие перечитывают его всю жизнь, моя бабушка, например, читала его раз пятьдесят. И таких людей много.

- Я называю таких людей сектой «Анны Карениной». 

- Возможно, в романе прописан какой-то национальный код? Мы понимаем предыдущие поколения, которые его читали, а наши дети, если прочтут этот роман, отчасти поймут и нас?

- Наверное. Мы и буквально говорим на одном языке. Потому что язык с пушкинских времен не так уж сильно и изменился. Когда я вижу, что в кинематографе пытаются воспроизводить утрированно устаревший язык, то понимаю, что это всё выдумки. Когда читаешь переписку, дневники того времени, ты видишь, что это был абсолютно понятный нам язык. Его создал Пушкин, до него язык был другим. Возьмите язык газет или частной переписки XVIII и XIX века (уже пушкинский) – они совершенно разные. 

- Вы же писали про Анну Каренину не филологический труд, это что-то другое?

- Это совсем не литературоведение. Это документальная проза, нонфикшн, и я ничего не выдумываю. 

- То, что такие книги, как ваша, книга Олега Лекманова о Венедикте Ерофееве, Льва Данилкина о Ленине завоевывают премию «Большая книга», вы объясняете тягой читателя к нонфикшн или чем-то другим?

- Пока, конечно, самые большие тиражи – у художественной литературы. Я знаю только один случай, когда нехудожественная книга имела миллионный тираж — это книга отца Тихона Шевкунова «Несвятые святые». Такие же тиражи у Джоан Роулинг, Бориса Акунина, Дарьи Донцовой. Но сейчас действительно к нонфикшн у читателей даже больше доверия, чем к «серьезным» романам. Нонфикшн удовлетворяет познавательный интерес, а с другой стороны, читается как художественная проза, если книга написана увлекательно. 

- Почему актуальные романы не так хорошо раскупаются?

- Их выходит много, и мы ничуть не уступаем современной американской или европейской современной прозе, но читатель не расположен душевно доверять вымышленным героям. Если это фэнтези, детектив или любовная проза, то здесь понятны правила игры. Это не всерьез. Хотя над любовными романами женщины и рыдают. А серьезная психологическая проза предполагает, что читатель должен вовлечься в действие, отождествить себя с персонажем. Как в позапрошлом веке девушки отождествляли себя с Татьяной Лариной, а юноши - с Базаровым или Евгением Онегиным. Сегодня мне трудно представить, чтобы кто-то стал себя ассоциировать с героям какого-то современного романа. Скорее с каким-нибудь рэпером или героем компьютерной игры. Большинство читателей сегодня женщины. Я часто слышу, что женщины не хотят смотреть глубокое кино или читать серьезные книги. Они говорят, что своих проблем полно, зачем еще им сопереживать проблемам вымышленного героя? Они будут читать либо чтиво, либо документальную прозу, мемуары, либо книги по психологии. Поэтому нонфикшн и начал теснить романистику. 

- А на Западе как с этим обстоят дела?

- Так же, в любом книжном биографии лежат с популярными современными романами. Биография исторической личности, если она хорошо написана, - это уже роман. Там есть герой. Чтобы написать хороший роман, надо найти героя. Придумать его, особенно найти среди наших современников, очень трудно. А здесь есть уже готовый герой – Наполеон, Лев Толстой или Пушкин. 

- Какой книги вы ждете?

- Поскольку я литературоцентричный человек, то меня очень порадовало, что вышла биография Лескова «Прозёванный гений» Майи Кучерской, книга Алексея Варламова о Василии Розанове, а до этого вышла биография Валентина Катаева, которую написал в серии ЖЗЛ Сергей Шаргунов. Очень интересная биография Ленина «Пантократор солнечных пылинок» Льва Данилкина. Татьяна Кузичева написала более академическую биографию Чехова. О Достоевском у нас два блестящих автора пишут – Людмила Сараскина и Игорь Волгин. 

- А из пока невышедшего что бы вам хотелось прочесть?

- Может быть, новую необычную биографию Гоголя, например. Хорошая биография Чехова есть – это книга Дональда Рейфилда «Жизнь Антона Чехова». У меня за Толстым на втором месте стоит не Достоевский, а Чехов. И не только как писатель, но и как личность. Мы его иногда воспринимаем как такого пожилого человека в пенсне, а он же был невероятно яркой и нравственной личностью! Рейфилд повлиял на меня. Сначала я даже не очень осознал это, а потом понял, когда писал «Бегство из рая», такую простую вещь: что в писательских биографиях не надо анализировать тексты. Это дело литературоведов. Пиши о человеке. Читатели хотят не твоих концепций. Они прочитают это где-то в другом месте, если захотят узнать. Они хотят знать, что за человек был писатель.

Сейчас готовится биография Шолохова в серии ЖЗЛ, которую пишет Захар Прилепин. Я очень рад, что он переключился на то, для чего он создан – на литературу. Написал большую книгу о Есенине, теперь пишет о Шолохове. 

- Не всем понравилась его книга о Есенине.

- Это понятно, всегда идет борьба среди «ведов», но у меня с Толстым так не происходит. Не знаю, почему.

 - Выходит очень много книг о Толстом.

- Да, когда я только начал писать «Бегство из рая», то сначала думал: «Куда я лезу, всё же уже написано». А потом понял, что это не так, многое не написано. И биография его самая обстоятельная вышла уже очень давно. Ее написал Виктор Шкловский, которого я обожаю, но там многое не верно. Вдруг оказалось, что еще нет каких-то важных книг. Я подумал, почему книгу о Толстом не написал Андрей Георгиевич Битов. Я его хорошо знал, он любил Толстого, часто ездил в Ясную Поляну. 

- Посещение этих мест – Ясной Поляны, Астапово – много дало вам как писателю?

- Невероятно много. Я бы не написал эту книгу и даже не взялся бы за нее, если бы не Ясная. Там ты чувствуешь присутствие Толстого. Что касается Астапово, я собирался туда, но всё никак не складывалось. Писал последнюю главу, не побывав там. А потом поехал в Астапово и, когда я посмотрел на это место, мне стало так жутко! Я вовсе не хочу обидеть людей, которые там живут в поселке Лев Толстой (они, кстати, категорически не хотят, чтобы его переименовывали в Астапово). Когда я посмотрел на этот казенный домик и представил себе, как грохотали поезда, и весь дом трясся, а в домике лежал больной умирающий старик… 

- Продолжать толстовскую тему будете?

- Наверное. Просто пока не знаю как. 

- Вы преподаете в Литинституте, вокруг которого сейчас разгорелся скандал.

- На него постоянно совершаются грязные наезды. Запускаются фэйки, что здание уже продано. Зондируется общественное мнение, вызовет ли это сильную общественную реакцию. Дом Герцена – конечно, лакомый кусочек. Там сейчас сделали ремонт. И начинаются бесконечные разговоры, зачем нужен литинститут. Я там веду семинары по прозе на заочном отделении. У меня половина студентов где-то еще учатся, а в Литинституте они обучаются платно. Значит, им это нужно зачем-то. Пройдет два-три года, опять поднимают этот вопрос, зачем нужен литинститут. Хотя понятно, что он только там должен находиться. Само это здание является элементом обучения. В нем выступали Маяковский, Есенин, там жили Пастернак, Мандельштам, Платонов. Ощущение, что их тени все ещё здесь – очень важно. Я уж не говорю, что там Герцен родился. Литинститут должен оставаться именно в этом здании, я в этом убежден.

 

Интервью: Маргарита Кобеляцкая

 

ждите...
ждите...